Наши предки были землевладельцами-феодалами, известными в истории Кавказа как дигорские баделиаты. В Северной Осетии, в Дигории, им принадлежали земли, расположенные между ручьем Крупе и рекой Урух и тянущиеся от реки Терек до самых гор. В середине XIX века русские начали различными методами подчинять себе Кавказ, в одни его области направляя войска, а в других сладкими речами и демонстрацией миролюбивых намерений убеждая хозяев продать им свои земли. В наших краях появление русских произошло вторым способом. Купив часть принадлежавших нам земель и лесов, они частично отвели их под казачьи поселения (станицы), а частично раздали безземельным осетинам-горцам, таким образом под маской приверженцев справедливости сделав первые шаги к осуществлению своих захватнических замыслов. При этом, чтобы задобрить наших предков, русские оставили в неприкосновенности их княжеские титулы. Весьма довольные тем, что сумели продать свои неиспользуемые земли, наши деды жили в условиях данного порядка вещей вплоть до 1917 года, когда в России разразилась революция. Теперь я перехожу к рассказу о своей собственной жизни.Я не могу назвать себя образованным человеком. Вся моя учеба свелась к тому, что я закончил русскую начальную школу в Нальчике. Несмотря на мое желание продолжить учиться, старшие не дали мне такой возможности. В сущности, умение читать и писать в те времена считалось вполне достаточным, остальное же было не столь важно. После этого я начал праздно проводить дни, не работая, не заботясь о поиске хлеба насущного и проводя время в занятиях верховой ездой и хождении по свадьбам и вечеринкам.Так продолжалось до 1914 года.
Мой старший брат Умар был солдатом запаса. Когда началась Первая мировая война, он, как и все резервисты, был сразу же призван в армию и отправлен поначалу на австрийский фронт в Карпаты.Я стал вторым после отца главой в доме. Однако это мое «старшинство» длилось не очень долго. Война становилась все более ожесточенной. Русские солдаты тысячами гибли как на турецком фронте, так и в Карпатах, но на их место призывали новых. Мне было тогда всего 17-18 лет, но я тоже получил повестку и явился в призывной пункт. Должно быть, комиссии я показался слишком юным, почти ребенком, коль скоро меня отправили назад, сказав, что я могу еще немного погулять. Товарищей же моих пригласили тянуть жребий. В веселом расположении духа я вернулся домой, где все также обрадовались этой новости. В отличие от других народов России, мы, осетины, становились солдатами по жребию. Я не вижу необходимости рассказывать здесь о причинах этого, поскольку объяснение займет много времени. Как бы там ни было, я еще немного погулял, но набор рекрутов не прекращался, и через некоторое время меня снова вызвали. На этот раз и я тянул жребий, но мне опять повезло: я вытащил большое число. Хотя на тот момент я был свободен, после этого я уже считался солдатом запаса. Меня часто вызывали, но потом отпускали. Наконец грянул «долгожданный» день. Нас собрали и сообщили, что после непродолжительной подготовки мы будем отправлены на фронт. Я сбежал. Таких дезертиров, как я, разыскивали и забирали жандармы. Поскольку наш дом находился рядом с лесом, всякий раз, когда я узнавал об их приближении, я убегал в лес - пусть ищут! Однако с каждым днем жандармы наведывались в село все чаще и чаще. Отец, когда они спрашивали его обо мне, отвечал одно и то же: «Он давно уехал в город. Мы ничего о нем не знаем и сами волнуемся. Возможно, он вступил добровольцем в какой-нибудь другой полк». Этот ответ звучал довольно убедительно, потому что осетинская молодежь часто поступала подобным образом. В осетинских полках было немало отличных ефрейторов. Кабардинские и дагестанские же полки были сформированы недавно. Поэтому наши молодые ребята, будучи более смелыми и в большинстве своем уже имея опыт лагерной подготовки, вступали в эти полки, где сразу становились ефрейторами, а после проявленных ими способностей - унтер-офицерами или вахмистрами. Если же они завоевывали еще и медали, то очень скоро становились корнетами. Поскольку потери среди молодых офицеров были велики, их ряды армия пополняла и таким способом. Если даже жандармы не верили рассказу моего отца, они, сделав вид, что поверили, уходили. Вскоре, однако, мне надоело прятаться, и однажды ночью я сел на коня и отправился в расположенное в 30 километрах от нас село Каражаево [Карадзаутикау - ныне село Хазнидон], где жили братья моей матери. Проведя там около месяца, я вернулся назад. Отец, едва расспросив меня о том о сем, сказал: «Хорошо, что ты вернулся. На турецком фронте русские строят сухопутную дорогу от Карса до Эрзурума, а также железную дорогу от Сарыкамыша до Эрзурума. Подрядчиком на строительстве дорог является наш Татаркан Бесолов [В оригинале -Татархан Басол (Tatarhan Basol)] из Алагира. Он заключил с правительством договор, согласно которому люди, обязавшиеся работать вплоть до завершения строительных работ, подлежат освобождению от службы в армии. За работу на телеге-одноколке дают 4 с половиной рубля в день. Сын твоего дяди виделся с Татарканом и тайно подписал контракт. Ты тоже можешь присоединиться к ним, если захочешь». Мы вместе с сыновьями дяди снарядили 15 телег и отправились во Владикавказ. У въезда в город мы остановились. Ночью пришли люди подрядчика, прикрепили к нашим телегам номерки, а на гривы лошадей поставили свинцовые пломбы. Получив свои рабочие удостоверения, в июне 1916 года мы двинулись через Дарьяльское ущелье в сторону Тифлиса. Таким образом, мы не только избавились от статуса дезертиров, но и начали со дня отправления в путь получать поденную плату. Через месяц мы достигли Сарыкамыша и поселились в белом палаточном городке близ села Караурган, где до войны проходила русско-турецкая граница. [В результате русско-турецкой войны 1877-1878 гг. Карсская область (наряду с Ардаганской и Батумской) была аннек-сирована Российской империей. По Брестскому мирному договору 1918 г. она была возвращена Османской империи.]Наша работа была довольно легкой и заключалась в следующем: каждый из нас привязывал три телеги одну за другой, сам садился в первую и, медленно погоняя лошадь, подъезжал к берегу ручья, где находились кучи песка, просеянного работавшими там пленными турками. Затем с невозмутимым видом, не слезая с телеги и перешучиваясь с пленными, отдавал им команду «загружай!» (мы выучили по-турецки слова «загружай» и «разгружай»), и пленные загружали по очереди телеги, которые отправлялись в обратный путь к строящемуся участку дороги. Здесь другие пленные так же весело их разгружали. После двухтрех ходок звонил колокол, возвещавший об обеденном перерыве. Пищу готовили в большом походном котле, а деньги за еду высчитывали из нашего заработка в начале каждого месяца. Пища была не очень хорошая: черный ржаной хлеб, борщ и просяная каша, но со временем мы привыкли довольствоваться тем, что есть. Лошадей кормили соломой, ячменем и сеном, а ночью отводили в горы, где пасли их по очереди.Уже приближалась осень, становилось прохладнее.Однажды вновь пришла моя очередь пасти лошадей. Вечером я сел на коня и, погоняя впереди себя остальных лошадей, поднялся в горы, где стал их пасти, перегоняя с места на место. Наступила полночь. Поскольку раньше в этом месте проходила граница, там имелись пограничные знаки из цельных камней размером в 2 кубических метра, расположенные на определенном расстоянии друг от друга. Ночь была прохладная, дул ветер. Я сел под одним из камней и вдруг увидел, как на двух высоких холмах, находившихся приблизительно в 150-200 метрах справа и слева от меня, появились две волчьи стаи и начали выть друг на друга. Меня охватил страх. Они словно разговаривалиТемирболат Кубатиев: "ВОСПОМИНАНИЯ" и, как мне казалось, призывали друг друга напасть на моих лошадей. В страхе я старался собрать лошадей в табун. В какой-то момент вой прекратился, но через некоторое время я заметил, что волки с правого холма приблизились к волчьей стае на левом холме и вскоре сцепились с ними в драке. Естественно, в темноте я не мог их видеть, но их зубы лязгали так, словно они разрывали друг друга на части. При мне не было никакого оружия, кроме кинжала. Я мог лишь кричать во все горло «Э-э-эй! О-о-ой!», но мой голос тонул в лязге зубов. Спустя довольно продолжительное время звуки наконец прекратились, я же от охватившего меня страха еще раньше взобрался на пограничный камень. Тем временем мои лошади разбрелись в разные стороны. Я подождал немного и, так как по-прежнему было тихо, спустился с камня и снова собрал лошадей. До утра, однако, было еще очень далеко, а я так и не успел поспать и валился с ног от усталости. Поэтому, чтобы немного отдохнуть, я вновь присел под камнем и сразу же уснул. Не знаю, как долго я спал, но, когда открыл глаза
, лошадей рядом не было. В темноте я спускался к ручьям, поднимался на холмы, но все было напрасно, и я решил, что лошадей разогнали волки.Рассвело. При дневном свете я смог лучше рассмотреть округу, но лошадей нигде не было. Я отправился в обратный путь к палаткам. По дороге я не заметил следов от копыт лошадей, зато в дорожной пыли было очень много волчьих следов, как будто прошло стадо овец. Судя по следам, их было не меньше сотни. Некоторое время они шли по дороге, затем свернули влево. Я приблизился к лагерю, с холма осмотрел территорию, но лошадей не было и там. Я снова повернул назад, поднимаясь на каждый холм, спускаясь каждому ручью, пока, наконец, не нашел их пасущимися в какой-то лощине. Поймав одну из лошадей, я сел на нее, а остальных погнал впереди себя. Пустив табун во весь опор, я вскоре добрался до палаток, но утром того дня мы не смогли выйти на работу. Это был весь ущерб для нас.Хотя история с волками на этом закончилась, место нашего пребывания после этого потеряло для нас свою прелесть, и мы начали искать способ вернуться на родину чего бы нам это ни стоило. Это было нелегко сделать, потому что у нас был контракт. К тому же необходимы были соответствующие документы. Но однажды мой двоюродный брат Сафар [В оригинале - Сефер] встретился в Сарыкамыше с каким-то человеком и узнал, что если дать взятку, то можно получить фальшивые документы для проезда в Тифлис якобы за товаром. Мы так и сделали и однажды рано утром отправились в путь. Нас было трое, и каждый гнал связку из пяти пустых телег. За Сарыкамышем нас остановили казаки и спросили, куда мы направляемся, однако, увидев наши документы, пропустили. Под грохот пустых телег мы пустили лошадей рысью. Там, где нас заставал вечер, мы останавливались на ночлег, а рано утром вновь отправлялись в путь. На двенадцатый день нашего путешествия примерно в час вечернего намаза мы достигли села Редант, расположенного в 7 километрах от Владикавказа на выезде из Дарьяльского ущелья. Здесь я несколько раз плюнул в ту сторону, откуда мы только что приехали, и попросил Бога, чтобы мне никогда больше не пришлось видеть этой страны. Но, видимо, Бог не принял мою молитву. Судьба сложилась так, что именно здесь я закончу свои дни. Значит, все происходит только так, как пожелает Аллах, необходимо верить в это.Воспользовавшись наступлением темноты, мы оставили телеги в пригороде Владикавказа и пошли в ресторан, где поужинали и переночевали, а утром выехали в сторону нашего села. По дороге мы встретили нескольких офицеров - наших односельчан, - возвращавшихся из увольнения на фронт. После обмена приветствиями они сказали нам: Зря вы приехали, в деревне ведутся тщательные обыски. Вас арестуют и отправят на фронт. Так что будьте осторожны и днем не появляйтесь в селение. Поэтому, проведя весь день в пути, мы вошли в село лишь ночью. Зиму, весну и лето мы провели, прячась в разных местах. Так мы прожили вплоть до революции 1917 года.В результате революции русский царь Николай Романов был свергнут с престола и вместе со всей семьей заключен в тюрьму. На фронтах солдаты бросали оружие и кричали: Долой царя! Свобода! Земля! Воля! [В оригинале по-русски]. Рядовые арестовывали и расстреливали своих офицеров. По всей России уничтожали фабрикантов, грабили, сжигали и разрушали заводы, отбирали земли у помещиков, а их самих убивали. Этот пожар перекинулся и к нам. Но все-таки не от русских нам досталось, а от нашего же собственного народа, от своих крестьян, вставших на сторону большевиков. Они давно ждали этих дней, потому что у них не было своей земли. Некоторые из них являлись потомками рабов наших предков, некоторые же переселились к нам отовсюду и, арендовав землю у наших отцов и дедов, обосновались в нашем селе, построили себе здесь жилища. Каждый человек платил нам 4 рубля в год за аренду участка земли, на котором он строил дом и т. п. За аренду полей и пастбищ выплачивалась десятина. Те же, кто не имел возможности арендовать землю, вступали с нами в партнерские отношения: мы предоставляли им землю и семена, а они засевали и убирали урожай, который делился затем поровну, так что осенью наши амбары заполнялись доверху. Таким образом, мы, не работая, жили на даровщину. Это и было причиной того сложного положения, в котором мы оказались впоследствии, о чем я напишу ниже. Народ был нами крайне недоволен и, будь это в его силах, давно бы нас уничтожил. Но государство было на нашей стороне, знатные семьи неизменно находились под его опекой и покровительством. Знать по закону имела большие права, чем народ. Кроме того, существовало и традиционное деление на классы, в чем также не было ничего приятного. Представителями высшего сословия у нас, дигорцев, являлись баделиаты, у тагаурских, куртатинских и алагирских осетин - алдары и уазданы, а у кабардинцев - пши и уорки. Среднее сословие у осетин составляли фарсаги, которые не являлись рабами, но и сами не имели рабов. Третье же сословие представляли рабы и дети наложниц, называвшиеся у осетин кусагами и кавдасардами. Знатные семьи - будь то осетины или кабардинцы - заключали браки только между собой. Вступать же в брак с теми, кого они относили к низшим слоям, было категорически запрещено. Поэтому они не роднились и не сближались друг с другом. Низшие сословия питали ненависть к представителям высшего, считая их своими врагами. Революция же 1917 года, как я уже отметил, благоприятствовала им, поскольку коммунизм не только упразднил сословия, но и наделил их землей.Наши крестьяне тоже собрались и создали земельную комиссию. Члены этой комиссии явились к нам, прежним землевладельцам, и сказали: Как вам известно, царь Николай свергнут, и власть перешла к советскому большевистскому правительству. По всей России провозглашена земельная свобода. Вся земля, ранее принадлежавшая государству либо помещикам, передается народу.